— Это содомская зона, видишь красный цвет закраски с кровоподтёками? — ткнул Дёмушкин пальцем в экран. — Проезд разрешён только после коллективного изнасилования проезжих обоего пола.
— Ну это по крайней мере не смертельно, — задумчиво произнесла Люся.
— Нет уж, я лучше получу пулю в лоб, чем хрен в задницу.
Люся наморщила лоб, собираясь с мыслями. Очки сползли на кончик носа. Потом вдруг вскрикнула:
— Да вот же улица Сивицкого закрашена зелёным цветом! Безопасный проезд.
Дёмушкин покрутил пальцем у виска:
— У нас наляпка RUS на ветровом стекле — по главной магистрали машину с русскими не пропустят даже в сопровождении броневичка автоЧОПа.
— А если снять наляпку?
— Дорожный инспектор по номеру машины вычислит русских, сфоткает и занесёт в компьютер. А это лишение прав на год.
Люся ещё раз наморщила лоб, но на этот раз очки прижала их пальцем к переносице, чтобы не сползли. И выпалила с жаром:
— Слушай, у нас же сосед Курценпоцер!
— Причём тут Хаим-Шнеер Сройлович?
— А притом, что завтра суббота. Его дети ходят в один класс с нашими. Он своих тоже повезёт на это проститутское позорище. Можно поехать сразу за соседом. У него наляпка на стекле — золотая звезда Давида, а ты как будто его преданный шабесгой, прислуживаешь ему в день субботний, когда Хаиму вера работать запрещает. Так и пропустят.
— А если номер его и нашей машины запишут и к нему в синагогу позвонят, справку потребуют, что я — зарегистрированный шабесгой? Быстро выяснят, что я самозванец, и ввалят Сройловичу штраф по полной. Только с соседями отношения испортишь. Брат и сестра от матери с отцом, а сосед — от бога.
* * *
Дёмушкин с женой примолкли, измученные выбором вариантов, как обойти закон и при этом остаться в живых всей семьёй. Оба тупо вытаращили глаза, когда в кухню вошёл сосед пожарник Вася.
— Чо, выставились? У вас дверь нараспашку.
— Это мой придурок закрыть забыл, — первой очнулась Люся. — А тебе, Вася, чего надо?
— А я к твоему мужику по делу.
— Какому?
— Мужскому и секретному.
— Знаю я ваши секреты. Опять этот Вася со своей выпивкой на мою голову!
— Соседка, не обижай! — добродушно гыгыкнул пожарник.
Наверное, человека с более добродушной и располагающей внешностью трудно встретить. Этот рыжий и конопатый двухметровый и стокилограммовый добряк был ещё в форменных брюках и широко расстёгнутой рубашке, на которой болтался форменный же галстук. На конопатой груди у него был выколота примитивная кошачья мордочка и корявые буквы «Васька».
— Люсёк, не погуби! У меня литраха «Финляндии», мне одному не осилить, потому что я ещё раньше на грудь принял.
— Сам давись своей водкой!
— Слаб человек, соседка. Если я литраху выкушаю один, то завтра на дежурстве буду никакой.
— Это уже твои проблемы!
— Слышь, Васёк, — озарился догадкой Дёмушкин. — Ты по всему городу на пожарной машине на красный сигнал шпаришь. Объясни нам, как добраться до международного выставочного павильона без охраны.
— Что, денег на автоЧОП нет?
— Получка только в понедельник.
Сосед поскрёб на затылке курчавые волосы, похожие на спутанную медную проволоку.
— Да всего-то делов, поедете со мной на моей пожарке. У меня как раз там дежурство с утра.
— А инспектор по пути не приловит?
— Знаешь, эти граблюги к нам не цепляются, особенно когда едем с сиреной.
— Ну а всё же?
— На всякий случай тебе с Люськой удостоверения членов добровольной пожарной дружины распечатаю.
— А дети?
— Детям дам повязки «ЮДП» — юный друг пожарных. Только вам придётся до конца выставки там проторчать. У меня дежурство до самого закрытия экспозиции.
— Вася, за это я для тебя всё что попросишь!
- Тогда пошли ко мне, раздавим литраху.
— Ну, Вася, никак не могу. Зарок себе дал — больше ни грамма.
— Тогда ведите детей на выставку пешком через весь город.
— Вася, ты не понимаешь. Если мужик слово сам себе дал, то это…
— Ну и носись со своим честным словом как с писаной торбой.
Дёмушкин запыхтел, тяжело дыша, но стойко держался до последнего.
— Стоит мне только сорваться, Вася, то я себя уважать перестану!
— Ну и не уважай, подумаешь цаца какая! Вон политики тоже всё зароки народу дают, а им нарушить обещание — раз плюнуть.
Дёмушкин сглотнул слюну да так, что чуть не подавился и как-то нехорошо закашлялся.
— Если у меня случится психический слом, то, понимаешь, целостность личности нарушится, и я в любой конкурентной гонке стану лузером. А в мире войны всех со всеми неудачник становится изгоем…
— Изгоем, гоем или геем — мне надоело слушать, как ты сопли жуёшь. Я ничего не имею против твёрдого мужского слова, но это твои личные дела, а вот с соседом, скажу я тебе, ты поступаешь по-свински.
— Вася, ну будь человеком! Я ведь не только себе, но и жене слово дал. Что же ты разрушаешь крепкую здоровую семью? Меня жена запилит.
— Моя — тоже пилорама изрядная, но если б ты меня попросил, я бы соседа всегда уважил.
— Вась, ну не обижайся!
— Я на дурных не обижаюсь… Ладно, пойду я из этого негостеприимного дома. У меня на столе водка выдыхается.
— Вася-Васёк! Ну, как-то не по-человечески у нас с тобой получилось. Ну, прости!
— Бог простит! — решительно показал сосед свой затылок в гнедых завитушках и в сердцах махнул конопатой лапищей, каждый палец на которой был толще сардельки, потом резко обернулся:
— Последний раз спрашиваю, составишь мне компанию?
— Не-е-ет!!! — заорал из последних сил Дёмушкин.
- Ну на нет так и суда нет. Добирайся завтра на такси.
— Такси не для русских, Вася. Это же у нас элитарный транспорт. На одну поездку ухлопаешь зарплату за полгода.
— Пешком топай короткими перебежками.
Всё это время молчавшая жена вдруг заревела пожарной сереной:
— Да выпей ты с ним, придурок!
Конец